В декабре 2020 года исполнилось 195 лет со дня выступления декабристов. Как вы помните, 14 декабря 1825 г. на Сенатской площади в Санкт-Петербурге произошло первое военное выступление дворян против государя.
А 171 год назад 23 октября не стало Михаила Фотиевича Митькова.
Для нас, жителей Кольчугино, это не просто декабрист. Он – владелец усадьбы в селе Васильевское и деревне Тонково. Вокруг этих владений Митьковых и зародился наш город.
12 лет назад учителя школы №4 дали мне письма Митькова, чтобы я помогла им прочесть их. Школьные краеведы не смогли полностью разобраться в тексте этих документов. Стиль письма дворянина начала ХIХ в. сильно отличается от современного эпистолярного жанра.
Я попыталась «перевести» эти письма на современный язык. Годы плохо сохраняют бумажные свидетельства времени. Трудности добавлял и почерк декабриста: всякий раз буквы, написанные его рукой, выглядели по-разному, видимо, в зависимости от душевного состояния. Дело осложнялось особенностями речевых оборотов, скорее свойственных европейцам. Ведь русский офицер того времени был более силен во французском, нежели в родном языке.
Письма написаны в разное время. Особенно трудны для перевода письма из Петербургской крепости, а вот написанные на поселении уже иные. Они и более грамотны, и в них меньше иностранных слов. Многие декабристы вспоминают, что на каторге они много учились. Видимо, Михаил Фотиевич учился, в том числе, и русскому языку. Во всех письмах встречаются обороты речи, термины, давно ушедшие из нашего языка. Письма, как правило, помогают понять чувства писавшего их человека. Но мог ли Митьков откровенно писать о своих думах, ведь он знал, что цензоры внимательно прочтут каждое слово? И все-таки…
Первое письмо – это скорее записка. Оно датировано 29 декабря без указания года. Но по содержанию легко угадывается точная дата. Оно явно написано в 1825 г. (здесь и далее орфография и пунктуация перевода полностью соответствуют оригиналам, конечно, с учётом использования современного алфавита):
«Зделай одолжение, Любезный друг и брат Николай Фотиевич (брат декабриста – прим. авт.) прими в свое распоряжение все мое движимое и недвижимое. Оброки получа, деньги положи в Ломбард, лошадей отправь в деревню и во всем распоряжайся как ты найдешь за лучшее. Прощай, Любезный друг – будь покоен, я надеюсь, зная себя невинным в непродолжительном времени опять быть с вами. Искренне тебя любящий брат М. Митьков декабрь 29 дня».
Из письма понятно: Митьков уверен: его не за что наказывать, ведь он не принимал участия в выступлении на Сенатской площади 14 декабря 1825 г. Или он просто успокаивает своих близких?
Как сохранилось это послание из прошлого – можно только гадать. Вряд ли оно было отправлено почтой, скорее всего, передано брату с нарочным.
Вспомним, Михаил был арестован в Москве, где он жил в 1825 г. А где в это время был его брат? Николай Митьков в 1822-1826 гг. служит в Москве, в коллегии иностранных дел московского архива. И, если Николай не уехал в Юрьев-Польский на Рождество, то, возможно, он тоже был в старой столице. Письмо могло быть передано и через Соймоновых (московские родственники декабриста). Николай же сохранил эту записку, скорее всего, как аргумент для братьев при разделе имущества ссыльного декабриста. Этот аргумент пригодится еще в конце 1826 г. Тогда пришлось наделять долями незаконнорожденных детей Фотия Михайловича Митькова (отец декабриста). Имение Васильевское официально числилось за декабристом, но на него было записано и имение для внебрачных детей отца. Пригодилось это письмо и чуть позднее, когда с Николаем Митьковым судилась мать внебрачных детей, названных Карабановские. Николай выиграл процесс, ведь в записке брата было поручение: «…во всем распоряжайся как ты найдешь за лучшее».
Следующий документ, датированный 14 апреля 1826 г., написан декабристом, кажется, не в лучшем расположении духа. Да оно и понятно. К этому времени Михаил Фотиевич почти 4 месяца был арестантом Петропавловской крепости. Его уже допрашивали, в том числе и сам Государь. И ему уже указали, что он – государственный преступник. Документ подтверждает, насколько писавший его человек оскорблен и даже растерян:
«Я нижеподписавшийся втом, что находящийся мой чемодан… с вещами, Запечатанный моей печатью, сприложением печатей… коменданта башуцкого (фамилия коменданта) подо зволении Начальства доставлен… распечатал я вышеупомянутый чемодан и до зволенные мне начальством вещи вынул, также тулуп на беличьем меху и два Колпака и пару перчаток получил, – полковник Митьков».
Так много ошибок человек может сделать, если он пишет в сильнейшем волнении. Читая этот документ, понимаешь, насколько ситуация унижает Михаила Фотиевича: его – дворянина, полковника гвардии, заставили распотрошить собственный чемодан и продемонстрировать его содержимое.
Мое замечание о том, что декабрист лучше понимал по-французски, нежели по-русски, подтверждает следующее письмо, в котором он просит прислать Библию на французском языке. Это самое нежное, самое лиричное его письмо. После первых же слов понимаешь: Михаил – никакой не государственный преступник! Он – обычный дворянин, скучающий по своей нежно любимой маменьке. Письмо написано 17 января 1827 года. Адресовано в с. Васильевское Прасковье Лукиничне Митьковой. Собственно, адресат не совсем и маменька! Это мачеха Михаила Фотиевича. Но именно она его воспитала. Своей родной мамы Александры Максимовны Михаил лишился на четвертом году жизни.
Письмо написано, вероятно, в ответ на послание из дома:
«Нету слов, Милая любезнейшая Матушка, выразить чувства, какими наполнено мое сердце. Прошу всевышнего сохранять вас для счастья ваших детей! Милосердие божеское столь велико, что я живу спокойно и здоровье мое зачинает поправляться. Я с покорностью и благодарностью приму все, что проведение пошлет мне в сей жизни. Покорнейше вас благодарю за посылку тулупа и сорочек, все, что означено в письме я получил. Зделайте милость, когда будет случай пришлите мне библию на французском языке. Из белья: носовых платков цветных и простых; впротчем все есть. И когда будет можно, денег. Прощайте, душевно желаю вам всего лучшего. Бог вас наградит… когда будете иметь случай ко мне писать (я уверен, что вы меня не забудете)… пришлите мои очки».
Что касается здоровья, Митьков, конечно же, скрывал истинное положение дел: в застенках туберкулез у него стремительно прогрессировал.
Декабристы в своих воспоминаниях нечасто упоминают Митькова. В мемуарах барона Андрея Розена, однополчанина Митькова, есть рассказ о гражданской казни декабристов. Дело происходило 13 июля 1826 г. Каждого декабриста заставляли встать на колени. Палач ломал шпагу над склоненной головой, сдирал с него мундир и бросал в пылающий костер. Вслед за мундиром в огонь летели и боевые ордена. Эта процедура лишала арестанта чинов, звания и имущества. После этого на осужденных надевали госпитальные полосатые халаты и вели обратно в крепость. Розен пишет: «Я взял под руки всеми искренне уважаемого, заслуженного полковника моего М.Ф. Митькова, который больной поступил в крепость и здесь еще более расстроил здоровье».
Но вернемся к письму. Михаил искренне радуется письму матери. И не только потому, что скучает по родным людям. Он еще в крепости под Выборгом знал, что с некоторыми его друзьями родственники общаться отказались. Вероятно, Михаил тоже боялся такой реакции семьи. А мог ли он рассчитывать на своих родных? К этому времени все его имения братья уже разделили между собой. Вряд ли в семье было теплое отношение к нему. Судите сами.
Когда Михаил покидал дом 12-летним подростком, старшему из братьев – Николаю – было всего 6 лет. И больше в отцовском доме Митьков не жил, разве что в короткое время каникул да отпуска после смерти отца – 8 декабря 1822 г., для вступления в наследство. Ему досталось взрослеть в трудное время: воевал Михаил беспрерывно с 1806 г. (с 15 лет!). Но братья писали Михаилу – а это была заслуга матери.
9 августа 1829 г. из далекой Сибири отправилось в Юрьевский уезд еще одно письмо. У письма этого есть предыстория. Декабрист Иван Якушкин в своих мемуарах упоминает Митькова. Весь 1827 г. декабристов отправляли в Сибирь. 11 июля 1828 г. в Читу прибыли Лунин, Митьков и Киреев. В Сибири уже жили несколько жен декабристов. Якушкин пишет, что декабристам не разрешали поначалу писать домой. Но жены, имевшие право переписки, извещали родных арестантов, делая это в иносказательной форме. «Каждая дама, – пишет Якушкин, – имела несколько человек в каземате, за которых она постоянно писала, и, переданное ей от кого-нибудь письмо, она переписывала начисто, как будто от себя, прибавив только: «Такой-то просит меня сообщить вам…». Одна княгиня Трубецкая переписывала и отправляла еженедельно более 10 писем. Без этого воспоминания Якушкина трудно было бы понять письмо, сохранившееся в деле Митькова:
«Милостивый государь Валериан Фотьевич (младший брат декабриста), Михайло Фотьевич вам душевно благодарен за письма ваши и за посланные при них книги и платья. Для него утешительно верить вам, что он еще живет в памяти братьев. Он душевно желает, чтобы путешествие и воды восстановили ваше здоровье, и доставили вам всевозможную пользу. Он надеется, что ответ ваш не лишит его удовольствия получать от вас письма. Он просит поблагодарить брата Платона Фотьевича, за письмо и за обещание присылать деньги, назначенные ему братьями, за каковое назначенье, он всем вам очень благодарен, с истинным почтением остаюсь готовая ко услугам вашим Катерина Трубецкая.
Читинский острог
августа 9-е 1829 года».
Кажется обычное письмо, никаких тайн. Отца, напомню, у Михаила не стало в 1822 г., а в 1829 г. умерла и матушка. Своей семьи декабрист так и не завел. Поэтому весточка от братьев, вероятно, успокаивает Михаила: о нем еще есть кому позаботиться.
Читаешь письма Митькова и веришь: были в нашей истории люди, готовые служить Отечеству, и даже жертвовать собой. И это не выдумка про романтиков и героев! Письма декабриста магически притягивают нас не только к событиям дворянского бунта, но и печальной судьбе конкретного человека.
Что думал Михаил в далекой Сибири о своем поступке? Как, должно быть, тосковал по прежней своей жизни… О чем он по ночам мечтал?
Под впечатлением много раз прочитанных писем Михаила Митькова у автора статьи родились четверостишия:
И облилась душа слезами,
Читая матушкин ответ…
И закружились пред очами
Видения минувших лет.
Явились вдруг воспоминанья
О милых сердцу пустяках:
То няньки тихое ворчанье,
То сад Васильевский в цветах…
Михаила Фотиевича не стало 23 октября 1849 года.
Он умер на поселении. Похоронен в Красноярске на местном кладбище.
Н. Дубровина, газета “Голос кольчугинца” “49 от 09.12.2020
